Неточные совпадения
Строевую
службу он прошел хорошо, протерши лямку около пятнадцати лет
в канцеляриях,
в должностях исполнителя чужих проектов. Он тонко угадывал мысль начальника, разделял его взгляд на дело и ловко излагал на бумаге разные проекты. Менялся начальник, а с ним и взгляд, и проект: Аянов
работал так же умно и ловко и с новым начальником, над новым проектом — и докладные записки его нравились всем министрам, при которых он служил.
В течение целых шестидесяти лет, с самого рождения до самой кончины, бедняк боролся со всеми нуждами, недугами и бедствиями, свойственными маленьким людям; бился как рыба об лед, недоедал, недосыпал, кланялся, хлопотал, унывал и томился, дрожал над каждой копейкой, действительно «невинно» пострадал по
службе и умер наконец не то на чердаке, не то
в погребе, не успев
заработать ни себе, ни детям куска насущного хлеба.
Не вынес больше отец, с него было довольно, он умер. Остались дети одни с матерью, кой-как перебиваясь с дня на день. Чем больше было нужд, тем больше
работали сыновья; трое блестящим образом окончили курс
в университете и вышли кандидатами. Старшие уехали
в Петербург, оба отличные математики, они, сверх
службы (один во флоте, другой
в инженерах), давали уроки и, отказывая себе во всем, посылали
в семью вырученные деньги.
Сколько часов
работали половые, носясь по залам, с кухни и на кухню, иногда находящуюся внизу, а зал —
в третьем этаже, и учесть нельзя.
В некоторых трактирах
работали чуть не по шестнадцати часов
в сутки. Особенно трудна была
служба в «простонародных» трактирах, где подавался чай — пять копеек пара, то есть чай и два куска сахару на одного, да и то заказчики экономили.
— Пошел вон! — сказал отец. Крыжановский поцеловал у матери руку, сказал: «святая женщина», и радостно скрылся. Мы поняли как-то сразу, что все кончено, и Крыжановский останется на
службе. Действительно, на следующей день он опять, как ни
в чем не бывало,
работал в архиве. Огонек из решетчатого оконца светил на двор до поздней ночи.
Они не служат
в канцеляриях и на военной
службе, не уходят
в отхожие промыслы, не
работают в лесах, рудниках, на море, а потому не знают преступлений по должности и против военной дисциплины и преступлений, прямое участие
в которых требует мужской физической силы, например: ограбление почты, разбой на большой дороге и т. п.; статьи о преступлениях против целомудрия, об изнасиловании, растлении и сверхъестественных пороках касаются одних лишь мужчин.
— Тут о вашей способности или неспособности к
службе никто и не заботится, но вы обязаны служить: как сосланный
в Енисейскую губернию должен жить
в Енисейской губернии, или сосланный на каторгу должен
работать на каторге, — хотя, может быть, они и неспособны на то.
— Всё-с, ваше высокородие! Словом сказать, всё-с. Хоша бы, например, артели, кассы… когда ж это видано? Прежде, всякий, ваше высокородие, при своем деле состоял-с: господин на
службе был, купец торговал, крестьянин, значит, на господина работал-с… А нынче, можно сказать, с этими кассами да с училищами, да с артелями вся чернядь
в гору пошла!
— Покуда — ничего.
В департаменте даже говорят, что меня столоначальником сделают. Полторы тысячи — ведь это куш. Правда, что тогда от частной
службы отказаться придется, потому что и на дому казенной работы по вечерам довольно будет, но что-нибудь легонькое все-таки и посторонним трудом можно будет
заработать, рубликов хоть на триста. Квартиру наймем; ты только вечером на уроки станешь ходить, а по утрам дома будешь сидеть; хозяйство свое заведем — живут же другие!
Частная
служба хотя не представляла прежней устойчивости, особливо у Надежды Владимировны, но все-таки не приносила особенных ущербов. Колесо было пущено, составилась репутация, — стало быть, и с этой стороны бояться было нечего. Но бояться чего-нибудь все-таки было надобно. Боялись, что вдруг придет болезнь и поставит кого-нибудь из них
в невозможность
работать…
Спустя некоторое время нашлась вечерняя работа
в том самом правлении, где
работал ее муж. По крайней мере, они были вместе по вечерам. Уходя на
службу, она укладывала ребенка, и с помощью кухарки Авдотьи устраивалась так, чтобы он до прихода ее не был голоден. Жизнь потекла обычным порядком, вялая, серая, даже серее прежнего, потому что
в своей квартире было голо и царствовала какая-то надрывающая сердце тишина.
— Тут не верёвки, идолобес, тут работа! Каждый должен исполнять свою работу. Всякая работа — государева
служба, она для Россеи идёт! Что такое Россея — знаешь? Ей конца нет, Россеи: овраги, болота, степи, пески — надо всё это устроить или нет, бесов кум? Ей всё нужно, я знаю, я её скрозь прошёл,
в ней работы на двести лет накоплено! Вот и
работай, и приводи её
в порядок! Наработай, чтобы всем хватало, и шабаш. Вот она, Россея!
Меня знали все брандмейстеры и пожарные, и я, памятуя мою однодневную
службу в Ярославской пожарной команде
в Воронеже, лазил по крышам,
работал с топорниками, а затем уже, изучив на практике пожарное дело, помогал и брандмайору.
Глумов. Куда угодно. Я
работать не прочь и буду
работать прилежно, сколько сил хватит, но с одним условием: чтобы моя работа приносила действительную пользу, чтобы она увеличивала количество добра, нужного для благосостояния массы. Переливать из пустого
в порожнее, считать это
службой и получать отличия — я не согласен.
Для этого рода деятельности барон как будто бы был рожден: аккуратный до мельчайших подробностей, способный, не уставая, по 15 часов
в сутки
работать, умевший складно и толково написать бумагу, благообразный из себя и, наконец, искательный перед начальством, он, по духу того времени, бог знает до каких высоких должностей дослужился бы и уж
в тридцать с небольшим лет был действительным статским советником и звездоносцем, как вдруг
в службе повеяло чем-то, хоть и бестолковым, но новым: стали нужны составители проектов!..
Вода была далеко, под горой,
в Волге. Ромась быстро сбил мужиков
в кучу, хватая их за плечи, толкая, потом разделил на две группы и приказал ломать плетни и
службы по обе стороны пожарища. Его покорно слушались, и началась более разумная борьба с уверенным стремлением огня пожрать весь «порядок», всю улицу. Но
работали все-таки боязливо и как-то безнадежно, точно делая чужое дело.
Я чувствую, что с каждым днем становлюсь
в их глазах все выше.
Работать я заставляю всех много и
в требованиях своих беспощаден. И все-таки я убежден, что никто из них не откажется из-за этого от
службы, как Павел; чем я горжусь всего более, это тем, что их дело стало для них высоким и благородным, им стыдно было бы взглянуть на него с коммерческой точки зрения.
— Сами видите, батюшка, как живем. Пенсии я не выхлопотала от начальства. Хорошо еще, что
в земской управе нашлись добрые люди… Получаю вспомоществование. Землица была у меня… давно продана. Миша без устали
работает, пишет… себя
в гроб вколачивает. По статистике составляет тоже ведомости… Кое-когда перепадет самая малость… Вот теперь
в губернии хлопочет… на частную
службу не примут ли. Ежели и примут, он там года не проживет… Один день бродит, неделю лежит да стонет.
Голова постоянно
работала, и две трети жизни прошли у Гончарова на
службе, то есть
в привычках так или иначе занятого человека.
Исключительных положений не терпит, однако, жизнь, и двух женщин она привлекла к некоему правилу: кто-то добрый и влиятельный устроил Таисию на
службу, впряг ее
в работу, и она
заработала, и началось терпимое и обычное: вдовая мать-старуха и дочь на
службе, существование бедственное, но возможное.
Так нервно, прыжками
работали мысли графа Иосифа Яновича Свянторжецкого. Граф Свянторжецкий недаром был учеником отцов иезуитов. Все тонкости человеческой хитрости были им изучены и сослужили ему
в данном случае хорошую
службу в деле раскрытия хитросплетений кровавой интриги.
В его «одолжил» и «кушать» слышалось тоже что-то типичное, имевшее очень много общего с характерным
в лице, но что именно, я всё еще не мог никак понять. Чтобы внушить к себе доверие и показать, что я вовсе не сержусь, я взял предложенный им кусочек. Колбаса действительно была ужасная; чтобы сладить с ней, нужно было иметь зубы хорошей цепной собаки.
Работая челюстями, мы разговорились. Начали с того, что пожаловались друг другу на продолжительность
службы.
Омыв
в снегу лезвие ножа, он спокойно обтер его о полы кафтана и вложил
в ножны. Самое убийство ничуть не взволновало его;
в его страшной
службе оно было таким привычным делом. Он даже почувствовал, что точно какая-то тяжесть свалилась с его души и ум стал
работать спокойнее.
Работа по
службе была несложна, но вскоре молодой доктор с отзывчивой душой и с искренним желанием
работать нашел себе практику среди крестьян, с большим доверием, спустя короткое время, начавшим относиться к «военному дохтуру», нежели к изредка посещавшему врачебный пункт, находившийся
в селе, земскому врачу.
Меженецкий одно время
работал свою революционную работу среди народа и знал всю, как он выражался, «инертность» русского крестьянина; сходился и с солдатами на
службе и отставными и знал их тупую веру
в присягу,
в необходимость повиновения и невозможность рассуждением подействовать на них. Он знал все это, но никогда не делал из этого знания того вывода, который неизбежно вытекал из него. Разговор с новыми революционерами расстроил, раздражил его.